– Интересно, вам придает смелости то, что вы в милостиу кардинала, или это упрямство присуще вам изначально?

«Я бы непременно оскорбился, – подумалд’Артаньян. – Такой тон даже для гасконца непозволителен, когда говоришь сканцлером королевства…»

Канцлер Сегье невозмутимо ответил:

– Смелости, дорогой де Тревиль, мне придает многолетнийопыт государственного чиновника, привыкшего всегда просчитывать последствия техили иных поступков, в особенности когда речь идет о милостях, выпрошенных изсущего каприза…

«А он не трус, хоть и похож на святошу, – одобрительноподумал д’Артаньян. – Неплохой ответ».

– Позволю вам напомнить, что этот «каприз» одобрен еевеличеством, – сурово сказал де Тревиль.

– Милейший капитан, – проникновенно сказалканцлер, – королева еще так молода и не особенно искушена в делахгосударства. Для того и существуют опытные чиновники, чтобы думать опоследствиях… Если вы соблаговолите несколько смягчить суть своих претензий…

– Смягчить? – саркастически усмехнулся деТревиль. – Нет уж, предпочитаю поступить иначе. Что ж, не будемвозвращаться к этому разговору…

И он с треском разорвал грамоты, небрежно швырнув обрывки настол перед собой. Даже провинциалу вроде д’Артаньяна было ясно, что капитанмушкетеров, пожалуй, несколько занесся, говоря таким образом с первымчиновником короны.

– Вот видите, дело разрешилось само собой… – какни в чем не бывало произнес канцлер. – Что ж, разрешите откланяться…

Он повернулся и величаво прошествовал к двери, вызвавмолчаливое одобрение д’Артаньяна, признавшего в душе, что он, пожалуй, не смогбы на месте канцлера сохранить столь гордую невозмутимость…

Де Тревиль, сразу видно, кипел от сдерживаемой ярости. Уд’Артаньяна возникли подозрения, что всемогущий капитан мушкетеров для того егои пригласил в кабинет, чтобы провинциал стал свидетелем того, как независимодержится де Тревиль даже в с высшими сановниками королевства. Однако,обманувшись в своих ожиданиях касаемо неведомых д’Артаньяну милостей илипривилегий, де Тревиль впал в нешуточную злобу, что было видно невооруженнымглазом…

Он все же попытался сделать над собой усилие, спросил почтилюбезно:

– Итак, вы – сын моего старого друга д’Артаньяна… Чеммогу быть вам полезен? Говорите кратко, время у меня на исходе…

Д’Артаньян, следуя совету, сказал:

– Уезжая из Тарба в Париж, я рассчитывал просить у васплащ мушкетера…

– И только-то? – поморщился де Тревиль, пребывая всамом дурном расположении духа. – Молодой человек, я не хочу быть резким,однако вынужден вам пояснить: по личному становлению его величества никого незачисляют в мушкетеры, пока он не испытан в нескольких сражениях, или несовершил каких-то особо блестящих подвигов, либо, наконец, не потаскал пару летмушкет в каком-то более скромном гвардейском полку или роте…

Д’Артаньян признавал справедливость его слов – беда лишь,что они были сказаны, на его взгляд, не самым любезным тоном, а известно ведь,что порой интонация важнее содержания… Неловкость, пережитая д’Артаньяном вприемной и во дворе, настроила его самого отнюдь не на мирный лад, и он закусилудила. К тому же де Тревиль добавил еще более сварливым тоном:

– Конечно, если вас, любезный провинциал, заботит несуть, а быстрый результат… В этом случае вас с распростертыми объятиями примут,скажем, у мушкетеров кардинала, где склонны раздавать налево и направогвардейские плащи первому попавшемуся…

– Сударь! – сам ужасаясь своему тону, произнесд’Артаньян. – Не будете ли вы столь любезны повторить ваши последниеслова…

И замолчал, испугавшись того, что мог наговорить. На лице деТревиля появилось нечто похожее на смущение, и он сказал примирительно:

– Бога ради, юноша, простите мою резкость. Я очень ужзол… Разумеется, я не имел в виду вас, когда упомянул о «первых попавшихся». Ялишь имел в виду, что мушкетеры кардинала во многом уступают кое-каким другимротам…

Если разобраться, это было форменное извинение капитанакоролевских мушкетеров перед никому не известным юным провинциалом. Однакод’Артаньян думал о другом: теперь, когда стало ясно, что вожделенный плащускользнул из его рук, это, как ни странно, придало юноше решимости. И онгромко произнес:

– Прошу прощения, господин де Тревиль, вы уверены всправедливости вашего утверждения?

Де Тревиль, уже считавший, очевидно, разговор оконченным,резко поднял голову:

– Что вы, черт побери, имеете в виду, д’Артаньян?

– Совсем недавно в Менге мне пришлось столкнуться сдвумя из ваших мушкетеров… по крайней мере, они выдавали себя за таковых.Одного я победил в поединке, а второй показал мне спину, не доводя до боя. Мнеизвестны лишь их странные прозвища – Атос и Портос… Как видите, иногдамушкетеры уступают не только гвардейцам кардинала, но и первому встречномуюному провинциалу.

– Атос и Портос? Что за вздор!

– Возможно, они были самозванцами, – кротко сказалд’Артаньян. – В этом меня убеждают последующие события. После отъездаобоих господ у меня пропали рекомендательные письма, адресованные как вам, таки господину де Кавуа…

– Вот как, вы знаетесь с кем-то, кто знается сКавуа? – спросил де Тревиль и только теперь осознал всю фразу. – Чтовы себе позволяете, юноша? Вы осмелились обвинить моих мушкетеров в краже бумагу дворянина?! Положительно, для никому не известного провинциала вы слишкоммного себе позволяете! Черти и преисподняя! В конце концов, откуда я могу бытьуверенным, что вы и в самом деле сын моего старого друга д’Артаньяна, а ненаглый самозванец?

Д’Артаньян, поклонившись, ответил преспокойно:

– Мою личность помогли бы засвидетельствовать те самыебумаги, что таинственным образом пропали после отъезда господ мушкетеров изМенга…

– Довольно, – резко распорядился де Тревиль.Широкими шагами пересекши кабинет, он яростно распахнул дверь и крикнул вприхожую: – Атос! Портос!

В кабинете сразу же появились двое мушкетеров, при видекоторых д’Артаньян вновь добросовестно скопировал хищную усмешку Рошфора, ибоэто были именно те дворяне, с кем он столкнулся в Менге.

– Вам знаком этот юноша? – неприязненноосведомился де Тревиль.

– Ну, мы имели случай с ним беседовать… – ответилАтос бесстрастно.

– Господин Атос употребляет не самые подходящиеслова, – сказал д’Артаньян с неприкрытым торжеством. – Результатомнашей с ним беседы стало то, что он уклонился от боя, предоставив местнойчеляди напасть на меня с вилами и лопатами… Что до господина Портоса, то он-тошпагу как раз обнажил, не могу упрекнуть… но его никак нельзя назватьпобедителем в нашем поединке, ибо это означало бы погрешить против истины…